Александр ВОРОНИН

ЗАПЯТАЯ

                рассказ

На экстренную летучку, вызванную разгаром предвыборной кампании, коллектив одной из ведущих газет области «Звоны и стоны» собирался неохотно. Понимали, что не премии будут раздавать, а совсем даже наоборот.

– Друзья, коллеги, – начал свою речь редактор, когда пишущая братия наконец расселась и угомонилась, – работодатель нами недоволен.

Журналисты в страхе замерли. Обыкновенный нагоняй от редактора был неприятен и чреват мелкими материальными неудобствами, которые достаточно легко компенсировались большими гонорарами за рекламные статьи о кандидатах в депутаты. А вот гнев хозяина газеты мог запросто обернуться для некоторых потерей работы как раз во время предвыборной путины, когда даже не самые ушлые журналисты всего за пару месяцев могли обеспечить себе год безбедного существования.

– Наши оппоненты в своем вчерашнем номере его злобно критиковали, – продолжал редактор.

– Кого его? – невинно спросила Нюткина.

Она специализировалась на законодательной власти и весь рабочий день проводила в буфете местного парламента, где вступала с депутатами в неформальные отношения с хищническими журналистскими целями. А если неформальные отношения вызывали доверие депутата, то рабочий день Нюткиной становился ненормированным. Немудрено, что она путалась в лицах, фамилиях и ширинках.

– Нашего дорогого кандидата! – рявкнул редактор так, что Нюткина вздрогнула и обрадовалась: децибелы, наполнившие помещение, создали в ее мечтательной душе иллюзию пребывания в Думе.

– Как это могло случиться?! Я вас спрашиваю! – нагнетал давление редактор.

– Так ведь правду же написали, – подал вялую реплику лучший принципиальный аналитик газеты Захрюткин.

Он вчера долго пил с завотделом культуры Махрюткиным и еще не до конца осознавал, что сидит не на кухне у старого приятеля, а в редакции. Журналисты облегченно вздохнули – ура! есть козел отпущения – и вновь застыли. Теперь уже в ожидании заклания агнца. Глаза у Захрюткина мгновенно остекленели. Его политическое чутье, обостренное похмельем, подсказало, что до алтаря, на котором он будет принесен в жертву хозяину, остался всего шаг. Спасая деловую репутацию, а заодно и постоянный доход на постоянную опохмелку, Захрюткин как всегда принципиально все тут же расставил по местам:

– Но народу такая правда не нужна! Поэтому такая правда – никакая не правда! И вообще, я тут вчера анализировал ситуацию и пришел к выводу, что Геббельс был умный человек.

Все поняли, что Захрюткин действительно очень сильный аналитик, а Нюткина спросила:

– Потому что у него голова большая?

– Потому что он сформулировал принцип работы с массами. Мы должны взять на вооружение его идею. Если тысячу раз сказать народу, что наши оппоненты – ренегаты и каутские, то народ захрюкает и залает. На них. И верить им не будет.

– Это другое дело, – сказал редактор, – за что зацепимся?

– Да хоть за что, – не упускал инициативу Захрюткин. – Вот, например, они в прошлогоднем номере в кроссворде лишнюю запятую поставили.

– Правильно, – поддержал товарища Махрюткин, пытаясь усиленным морганием разогнать муть в глазах, – я как человек, съевший на культуре зубы, скажу, разве можно верить газете, если в ней лишняя запятая? Да еще в кроссворде.

Махрюткин иной раз «Травиату» путал с триумвиратом, а «Кармен» Бизе для него была все равно что бармен с безе, но в отношении крестословицы ему можно было верить, потому как первой его публикацией в прессе был собственноручно составленный кроссворд, и все его за это уважали.

– Кстати, народ про запятую сразу просек, потому что грамотный. Его не проведешь какими-то там фактами и правильной их интерпретацией. Поэтому электорат не верит их газете ни на йоту. Давно и окончательно. Вот только никто пока не знает об этом, потому что все молчали. У народа не было рупора. Я предлагаю стать этим рупором, – с воодушевлением провозгласил Захрюткин.

– Нет, – вмешался редактор, – мы станет независимым рупором народа, но на трибуне нашего кандидата. Тогда каждому будет ясно, что наш кандидат так любит людей и печется о них, что все за них знает. Даже наперед. Даже навсегда. Значит, срочно пишем про запятую, а следовательно, про то, что наши собратья по перу из противоположного лагеря врут на каждом слове.

– Я думаю, нам следует высказать им дружеский и профессиональный укор по этому поводу, – добавила возмущенная Нюткина, твердо решившая больше не спать с одним из оппонентов, прямо от которого в редакцию и приехала.

– Но на одной запятой до выборов не проживешь. Давайте еще что-нибудь, потребовал редактор.

И это что-нибудь посыпалось как из рога изобилия.

«Чего только о коллегах не узнаешь, а казались порядочными людьми, думал редактор, когда через два часа опустошенные мозговым штурмом журналисты покинули его кабинет. Все, больше водку с их главным пить не буду. И даже руки не подам!»

2000 год